«До работы со Скриптонитом я думал, что все лейблы – музыкальная тюрьма»: большое интервью с M'Dee

Мади, твоё последнее обстоятельное интервью выходило в 2018-м. Расскажи, чем ты занимался последние полтора года, что изменилось с тех пор?
 
В первую очередь – я сменил локацию, перебрался из Казахстана в Москву. Да и вообще, если сравнивать со временем, когда я только начинал, изменения заметны. В 2017-м у меня не было, по факту, ничего – ни аппаратуры, ни команды, ни средств, ни связей. Только компьютер и страстное желание делать музыку. С тех пор я смог наработать всё это у себя в Казахстане, но после переезда в Москву будто начал всё заново. Я приехал с рюкзаком и ноутбуком, больше у меня ничего не было. Бросил всё, что у меня было в Казахстане, максимально вышел из своей зоны комфорта и перебрался в Россию. Так что, если обобщить, то за эти пару лет я как раз расширял свою зону комфорта и нарабатывал какой-то фундамент. А потом достиг пика в этом на родине и перешёл на новый уровень, переехав в Москву.
 
Что вообще сподвигло тебя переехать? Ты ведь так любишь родной город, свою страну.
 
Мысль о том, чтобы переехать, зародилась ещё два года назад, когда я только выпустил альбом «Алматинский джаз». Но мне было страшно, я никогда не жил в другом месте и тем более – в таком огромном городе, как Москва. В итоге всё произошло спонтанно и странно: я проснулся с утра, даже не думая о том, чтобы улететь. А тем же вечером я купил билеты и через неделю переехал.

Это был переезд «в никуда» или у тебя есть какие-то знакомства в Москве?

Есть друзья, да. К тому же, я переезжал не один, а с другом. Он тоже артист, и не менее известный – The Limba. Мы давно обещали друг другу, что решимся на это. В первое время снимали какие-то стрёмные квартиры, но в итоге всё наладилось.

На момент своего предыдущего интервью ты учился в университете на маркетолога. Ты продолжаешь обучение и сейчас, но заочно?
 
Я бросил универ. Понял, что это бессмысленно, что я уже точно не буду маркетологом. При том, что учился на бюджете. Зато, получается, я освободил место тому, кто реально хочет быть маркетологом.
 
Что было самым трудным в первое время после переезда?
 
Самым непростым оказалось просто жить в Москве. Город огромный, он сильно давит. У меня здесь, думаю, постоянная нехватка витамина D.

Все люди тут хотят чего-то добиться, и город напоминает огромную гонку. Даже если ты не хочешь в неё попадать, всё равно невольно оказываешься её участником. А я не совсем люблю формат гонки. Это заставляет торопиться, пытаться выделиться, стать круче, всем что-то доказать.

А как ты выживал в первые месяцы, на какие средства?

С этим, кстати, проблем не возникло – у меня были сбережения. Сейчас вообще такая эра, когда музыканты, сидя дома и ничего нового не выпуская, могут зарабатывать на стримах их песен. И меня это очень выручает.
 
Как у тебя обстоят дела с финансовой стороной вопроса сейчас? Откуда приходит большая часть дохода?

Несмотря на то, что я начал зарабатывать на стриминге, большую часть по-прежнему приносят выступления. Но сейчас мне не хочется делать тур ради большого числа городов. Я хочу более ответственно подходить к этому, делать качественные выступления.

Ты говорил, что звучание альбомов «Алматинский джаз» отражает твой характер – сентиментальный и романтичный. И тут ты выпускаешь «Феромон», в котором предстаёшь совсем в другом образе – более жёстком и брутальном. Наверняка многих удивили такие перемены…

Если честно, я вообще не планировал менять образ и мне не казалось, что в новом альбоме я звучу как-то иначе. Наверное, дело в том, что у меня был довольно долгий перерыв в творчестве после выхода пластинки «Алматинский джаз Vol. 2». Тогда мне показалось, что в этом жанре я всё сказал. В это время я писал в стол много другого материала, и он был мне невероятно близок. Также в тот период я начал слушать другую музыку, произошло несколько жизненных ситуаций, которые повлияли на мои песни. Я не менял стиль специально ради какого-то эксперимента. Мне, честно, вообще не кажется, что моя музыка сильно поменялась. На мой взгляд, она осталась такой же, просто передана немного другими формами. Но, может, со стороны виднее. Я даже не думал, что смогу кого-то удивить новыми песнями, потому что у меня совершенно не было цели сменить стиль, звучание, образ и прочее.

Возможно, изменения заметны не столько в звучании, сколько в твоём образе в песнях. Например, там появилось гораздо больше соблазна, сексуального подтекста. Ранее, рассказывая о своей аудитории, ты говорил, что большая её часть – подростки лет 15-16. Было ли тебе комфортно выпускать более «взрослый» материал с оглядкой на эту аудиторию?

Если честно, я просто стараюсь транслировать свою музыкальную мысль и не думаю о возрасте слушателя.

Потом могу проанализировать получившееся, но в момент написания и релиза забываю об этом. Плюс ко всему, мне не казалось, что я выпускаю что-то совершенно другое.

Выходит, ты написал «Феромон» ещё до того, как попал на Musica36?

Да, меня, по сути, этот альбом и привёл на лейбл. Он у меня уже был практически готов на момент нашей встречи с Адилем.

Как сложилось твоё сотрудничество с лейблом Musica36 и Скриптонитом?

У меня вообще не было цели начать сотрудничать с лейблом. Я ничего никому не высылал, меня никто не заманивал. Просто так сложилось, что в Москве мы познакомились с Адилем. Я показал ему свой материал, ему понравилось, он предложил присоединиться к Musica36.

А где вы встретились с Адилем, как прошло ваше знакомство?

Я попал в гости на их студию. Это был для меня очень волнительный момент.

Я переживал, потому что знал, что увижусь с участниками  лейбла, с самим Адилем. Но даже не думал, что всё произойдёт настолько быстро – мы просто пожмём друг другу руки, познакомимся и сразу начнём общаться так, будто мы – закадычные друзья уже много лет.

Всё прошло максимально по-братски. Не возникло никакой неловкости, мы будто были давнишними друзьями.

В 2018-м ты говорил, что не стал бы подписывать контракт с каким-либо лейблом и очень дорожишь своей независимостью. Почему ты изменил своё мнение?

Да я, в принципе, и сейчас придерживаюсь такого же мнения, но теперь с уточнениями. Я против лейблов, которые позиционируют себя как продюсерские центры, которые забирают артиста и лепят из него, как из пластилина, что захотят, а у самого артиста нет права что-либо решать. На тот момент я даже не знал, что какой-то лейбл может предложить условия, как на Musica36 – творческую свободу, полную, абсолютную свободу действий. Меня вообще ни в чём не ограничивают: если я захочу завтра сделать песню в абсолютно другом жанре, мне никто не скажет: «Нет, это не тот формат, это не по нашей стратегии». Мне казалось, что лейблы – это музыкальная тюрьма. А здесь всё очень демократично и по-творчески.

Это и стало решающим фактором, когда ты думал, соглашаться ли на предложение Адиля?

Да, конечно.

Перед выходом альбома «Феромон» Musica36 запостили к себе в Instagram твоё фото в качестве анонса. Несмотря на то, что они тебя не отметили на фото и не подписали его, подписчики тебя прекрасно узнали и написали много восторженных комментариев, радуясь, что ты теперь на лейбле. Нашлись ли те, кому такой расклад не понравился?

О да, и очень много. Я даже столкнулся с фразой «большая сила – большая ответственность». Только вместо «большой силы» в моём случае – большая аудитория.

Меня информационно поддержал Адиль, выложил у себя пост. И я прямо почувствовал этот наплыв негатива.

А что именно тебе писали хейтеры?

Честно говоря, я уже не помню. Но это было глупо и необоснованно. Тогда я действительно переживал. У меня есть проблема, с которой, наверное, сталкиваются многие творческие люди: я замечаю негатив, но будто пропускаю хорошие комментарии. А положительных отзывов тем временем стало во много раз больше.

Твои альбомы из серии «Алматинский джаз» были выпущены при поддержке лейбла Zhara Music. Как так вышло?

Так получилось благодаря Bahh Tee. А познакомились мы так: кто-то показал Bahh Tee мой трек, ему понравилось. Он нашёл меня и написал. Мы сдружились, я полностью доверился ему в плане работы, а он мне – в плане творчества. Это была моя первая дистрибуция, я не понимал, как это работает. И когда Bahh Tee перешёл на Zhara Music, он и меня забрал туда с собой.

И почему вы с ним прекратили сотрудничество?

Потому что поступило предложение от Musica36. На Zhara Music я был на условиях дистрибуции, а Адиль предложил заманчивый для меня контракт. Я поговорил с Бахтияром, и он меня безусловно поддержал – сказал, что только рад за меня.

Ты успел также поработать с Zivert, записать с ней фит для её альбома. Она сама предложила тебе поучаствовать в сингле «Двусмысленно»?

Вообще мы с Юлей познакомились задолго до нашего фита. Это было несколько лет назад, у Zivert тогда не было песни «Life», но были другие. И как-то случайно по рекомендациям в YouTube я нашёл песню Юли «Хочу ещё», лениво нажал на «play» и просто офигел от того, насколько это круто. Я всегда хотел, чтобы поп-музыка на русском звучала именно так. А там ещё и клип был нереальный.

«Именно так» – это как?

Ну, это какая-то нестыдная поп-музыка, я и не думал, что можно всё настолько красиво и вкусно сделать. Там ни к чему не прикопаешься – красивая девушка, офигенно двигается, качественный клип и продакшн, неглупые рифмы со смыслом. Всё на своих местах. И я решил посмотреть, кто это. На тот момент Юля только набирала обороты. Я нашёл её Instagram, там на тот момент было около 2-3 тысяч подписчиков. И я увидел, что она на меня подписана! Мне стало так приятно, я подписался в ответ и написал что-то вроде «йоу, очень крутая музыка». Она мне ответила, и так мы познакомились. А потом я будто в прямом эфире наблюдал за тем, как  Zivert становится суперпопулярной артисткой. 

Zivert предложила тебе сотрудничество уже будучи в статусе большой звезды. Скажи честно, соглашаясь, ты держал в уме какой-то стратегический интерес?

Нет, вообще не было такого! Мы сделали эту песню так: Юля мне позвонила, не зная о том, что я уже переехал в Москву, и сказала: «Мади, у меня альбом на подходе, а в один из треков срочно нужна мужская партия. И я со своей командой слышу в ней тебя. Вопрос лишь в том, сможешь ли ты прямо завтра сорваться и прилететь в Москву, чтобы её записать». А я вот два дня назад в Москву переехал! И всё, мы записали этот трек. Мне даже показалось, что это какой-то знак.  

Ты не раз говорил, что твоя любимая группа – «А'Студио». Это всё ещё так?

Да, конечно. Это же не было временной симпатией после удачного релиза. Мне очень нравится их раннее творчество, и я по сей день очень люблю эту группу.

Какие ещё имена можно встретить в твоём плейлисте?

Хм, сложно, у меня постоянно меняются предпочтения. Сейчас, например, очень нравится Марк Ронсон. На сегодняшний день это мой любимый музыкант. Я вообще для себя открыл, что все мои любимые песни, оказывается, были спродюсированы им. Я всё пытался понять – что общего у песни Бруно Марса «Treasure», Лили Аллен – «Littlest Things», альбома Эми Уайнхаус, трека Леди Гаги и Бредли Купера «Shallow»… И когда я увидел, что все эти песни спродюсировал он, то прямо вдохновился.

В последние годы казахстанская индустрия доказала, что богата на талантливых артистов. Сформировались ли у тебя на родине какие-то лейблы, творческие объединения?

В основном в Казахстане все новые артисты работают самостоятельно, независимо от каких-то объединений. Есть лейблы, с которыми они сотрудничают на условиях дистрибуции, но не более.

В основном наша казахстанская движуха – очень независимая. Каждый работает сам на себя. А артистов у нас появляется всё больше и больше, я прямо каждый раз удивляюсь, откуда берутся такие самородки. Появился даже мем о том, что 2020-й – год Казахстана.

Ты планируешь выпускать клипы?

Я не хочу делать клип просто ради клипа. Сейчас у меня ничего не снимается, так что даже не буду загадывать. Если я и буду экранизировать какой-то трек, то вряд ли с альбома «Феромон». Скорее что-то новое.

Ты показывал в Instagram, как для одной из песен с предыдущего альбома записал звуки алматинского дождя. Были ещё какие-то необычные фишки в процессе записи, о которых ты ещё не рассказывал?

Я, на самом деле, хотел запариться, взять специальный киношный микрофон и записать звуки Алма-Аты. У меня на альбоме было девять треков и я уже выбрал девять основных мест в городе, звуки которых я хочу записать. Например, река Весновка, на которой находилась моя школа, мой любимый парк… Но не хватило времени на реализацию всего, что хотел. А когда я уже почти сдавал альбом, на улице пошёл дождь, это было очень красиво. И я подумал, что мы сейчас просто обязаны открыть окно, вытащить микрофон на улицу и записать звуки дождя. Так мы и сделали.

А для «Феромона» ты использовал подобные фишки?

Нет. Я люблю минимализм, и в «Феромоне», возможно, превзошёл в нём сам себя.

На самом деле, «Феромон» – это пик моей минималистичности… Ну, или лени. Да, аранжировочной лени.

Сейчас  объясню. В проекте трека в секвенсоре каждый звук выводится на отдельную дорожку. И обычно в нормальном треке этих дорожек около ста, ну, минимум 50. А мои песни на новом альбоме состояли из шести-семи дорожек. И я даже хотел побить свой рекорд, думал: «Так, здесь десять дорожек, надо сделать ещё меньше». Я намеренно пытался задействовать минимальное количество звуков. Но в таком подходе не было какого-то дополнительного посыла, это просто стилистическое наполнение альбома. Плюс ко всему, у меня был тогда совсем старенький компьютер, который бы просто не потянул сто дорожек. Так что это было ещё и стратегическое решение, чтобы задействовать все ресурсы моего компьютера, но при этом он остался жив.

Чем ты увлекаешься помимо музыки, что делаешь в свободное время?

Хороший вопрос… Потому что, скорее всего, ничем. Я действительно живу музыкой. Если бы не она, то даже не знаю, что бы я сейчас делал. Нет на свете дела, которое я бы любил даже вполовину от того, насколько я люблю музыку.

И в завершение – в чём ты видишь главный итог музыкальной индустрии ушедшего десятилетия?

Я думаю, в том, что теперь каждый артист, который делает музыку, может ею зарабатывать. И причём столько, что это будет его основной работой. Музыка стала монетизироваться, это большой прогресс. Для меня лет пять назад казалось какой-то сказкой, что люди будут платить за прослушивание треков. Тогда был расцвет пиратства и я не понимал, что люди реально готовы отдавать свои деньги, чтобы послушать песни легально.